Неточные совпадения
Порой среди тихого бреда ночной природы
срывалось отяжелевшее яблоко и, громко хлопая по листьям, падало
на землю…
Плод отяжелел; он
срывается и падает
на землю…
Мы шли и оба кричали, перебивая друг друга своими рассказами, даже останавливались иногда, ставили ведро
на землю и доканчивали какое-нибудь горячее воспоминание: как тронуло наплавок, как его утащило, как упиралась или как
сорвалась рыба; потом снова хватались за ведро и спешили домой.
Выпрямляются встречу солнцу стебли трав и лепестки цветов, отягченные серебром росы, ее светлые капли висят
на концах стеблей, полнеют и,
срываясь, падают
на землю, вспотевшую в жарком сне. Хочется слышать тихий звон их падения, — грустно, что не слышишь его.
Иная с ресницы
сорветсяИ
на снег с размаху падет —
До самой
земли доберется,
Глубокую ямку прожжет...
— И отчего это у нас ничего не идет! — вдруг как-то нечаянно
сорвалось у меня с языка, — машин накупим — не действуют; удобрения накопим видимо-невидимо — не родит
земля, да и баста! Знаешь что? Я так думаю, чем машины-то покупать, лучше прямо у Донона текущий счет открыть — да и покончить
на этом!
Горячая лошадь подбирает зад и прыгает с берега. Минута треска, стукотни и грохота, как будто все проваливается сквозь
землю. Что-то стукнуло, что-то застонало, что-то треснуло, лошадь чуть не
сорвалась в реку, изломав тонкую загородку, но наконец воз установлен
на качающемся и дрожащем пароме.
Каникулы приходили к концу, скоро должны были начаться лекции. В воздухе чувствовались первые веяния осени. Вода в прудах потемнела, отяжелела.
На клумбах садовники заменяли ранние цветы более поздними. С деревьев кое-где
срывались рано пожелтевшие листья и падали
на землю, мелькая, как червонное золото,
на фоне темных аллей. Поля тоже пожелтели кругом, и поезда железной дороги, пролегающей в полутора верстах от академии, виднелись гораздо яснее и, казалось, проходили гораздо ближе, нежели летом.
Он не отвечал; была минута, в которую он так сильно вздрогнул, что Ольга вскрикнула, думая, что он
сорвется; но рука Юрия как бы машинально впилась в бесчувственное дерево; наконец он слез, молча сел
на траву близ дороги и в закрыл лицо руками; «что видел ты, — говорила девушка, — отчего твои руки так холодны; и лицо так влажно…» Это роса, — отвечал Юрий, отирая хладный пот с чела и вставая с
земли.
Шакро сначала не понял, но потом вдруг
сорвался с места и, голый, начал танцевать дикий танец, мячиком перелетая через костёр, кружась
на одном месте, топая ногами о
землю, крича во всю мочь, размахивая руками. Это была уморительная картина.
Без шапки, взъерошенный, в прорванном по швам холстинном кафтане, поджав под себя ноги, он сидел неподвижно
на голой
земле; так неподвижно сидел он, что куличок-песочник при моем приближении
сорвался с высохшей тины в двух шагах от него и полетел, дрыгая крылышками и посвистывая, над водной гладью.
Уже с полудня парило и в отдалении всё погрохатывало; но вот широкая туча, давно лежавшая свинцовой пеленой
на самой черте небосклона, стала расти и показываться из-за вершин деревьев, явственнее начал вздрагивать душный воздух, всё сильнее и сильнее потрясаемый приближавшимся громом; ветер поднялся, прошумел порывисто в листьях, замолк, опять зашумел продолжительно, загудел; угрюмый сумрак побежал над
землею, быстро сгоняя последний отблеск зари; сплошные облака, как бы
сорвавшись, поплыли вдруг, понеслись по небу; дождик закапал, молния вспыхнула красным огнем, и гром грянул тяжко и сердито.
— Это, Яков, хорошо ты сказал! Крестьянину так и следует. Крестьянин
землей и крепок: докуда он
на ней — жив,
сорвался с нее — пропал! Крестьянин без
земли — как дерево без корня: в работу оно годится, а прожить долго не может — гниет! И красоты лесной нет в нем — обглоданное, обстроганное, невидное!.. Это ты, Яков, очень хорошие слова сказал.
Общаясь с ними, чувствую всё глубже и крепче, что
сорвалось старое с корней своих и судорожно бьётся, умирая, бессильное по тяжести и ветхости своей удержаться
на земле, ныне уже враждебной ему. Новых сил требует
земля наша, отталкивая от груди маломощное, как невеста влюблённая жениха, неспособного оплодотворить измученное неумелыми ласками, плодородное, могучее и прекрасное тело её.
— Я в Думу эту верил, — медленно и как бы поверяя себя, продолжал старик, — я и третий раз голос подавал, за богатых, конечно, ну да! В то время я ещё был с миром связан, избу имел,
землю, пчельник, а теперь вот
сорвался с глузду и — как перо
на ветру. Ведь в деревне-то и богатым жизнь — одна маета, я полагал, что они насчёт правов — насчёт воли то есть — не забудут, а они… да ну их в болото и с Думой! Дело лежит глубже, это ясно всякому, кто не слеп… Я тебе говорю: мужик думает, и надо ему в этом помочь.
Девушка в красном подошла к моему окну, и в это самое время нас осветило
на мгновение белым сиянием… Раздался наверху треск, и мне показалось, что что-то большое, тяжелое
сорвалось на небе с места и с грохотом покатилось
на землю… Оконные стекла и рюмки, стоявшие перед графом, содрогнулись и издали свой стеклянный звук… Удар был сильный…
И в ту же секунду отпрянула назад, подавив в себе крик испуга, готовый уже, было,
сорваться с ее губ. Пятеро неприятельских солдат-австрийцев сидели и лежали посреди сарая вокруг небольшого ручного фонаря, поставленного перед ними
на земле,
На них были синие мундиры и высокие кепи
на головах. Их исхудалые, обветренные и покрасневшие от холода лица казались озлобленными, сердитыми. Сурово смотрели усталые, запавшие глубоко в орбитах глаза.
Вдруг в лесу раздается протяжный, стонущий звук. Что-то, как будто
сорвавшись с самой верхушки дерева, шелестит листвой и падает
на землю. Всему этому глухо вторит эхо. Молодой вздрагивает и вопросительно глядит
на своего товарища.